Черты его лица я не запомнил. И вряд ли возраст назову. Глаза — другое дело. Взгляд. Безжалостный и гордый, меня остановивший — в момент, когда я захотел ему помочь подняться. Ехидно-резкий — когда кричал супруге, спокойно-безмятежный — когда ей любовался. Внимательный и знающий границы, детально изучающий меня.
Тем летом солнце бастовало. В тот день у мятежа был выходной; я грелся под крамольными лучами, я ждал свой теплоход, сидел на пирсе, на каменных ступенях. Я улыбался. Теплу и вкрадчивому бризу. Себе и собственному я, случайным незнакомцам и берегу напротив, природе, зданиям, всей жизни: бурлению воды, машин сигналам, гармонии меж зноем в небесах и холодом гранита.
Когда его увидел. Он словно появился неоткуда, в палящем мареве казался миражом, он двигался: вначале трость, за ней, по очереди, ноги; он двигался — но словно не перемещался, и он, поймав мой взгляд, мне улыбнулся, по-стариковски одиноко, неподдельно, как сделавший открытие ученый, как вежливый пират, уже на пенсии нашедший клад.
Стрельнув глазами, он обстоятельно ко мне поднялся, на каждой из ступенек отдыхая.
— Вы на границе, — он снова улыбнулся, закурил. Я закурил в ответ, продолжил улыбаться, и радоваться некой чистоте. В эмоциях, в улыбках, в солнце.
Немного помолчали.
— Вы с Украины, да? По профилю я понял. — он продолжал — Смотрю, сидит такой, парниша, в рубахе красной, на границе, улыбчивый, типажный. Там впереди — река, за вами — город, и вы, по центру, по середке. Я режиссер, — словоохотливо говорил, — снимал документальное кино.
И после его фразы я стал героем фильма. И диалог, и сам причал, и мой опаздывающий теплоход — сложились в паззл. Все стало хорошо, и даже романтично. Точнее, сентиментально-драматично. Пока он не разрушил магию, задав вопрос:
— А расскажите о себе.
— Курьер.
— Простите, — он смутился, — анаши?
— Нет, нет. Ну, может быть, слегка. Хотя, на самом деле нет. Товары, деньги, документы.
— А чем живете? Где ваша страсть? Любовь?
Мне стало грустно, стыдно — ведь я не мог ответить. Сознание опустело, ни мыслей, ни фантазий, ничего. Меня спасла его жена, давно поднявшись, ей надоело ждать, она ему кричала.
— Мегера, — с любовью сказал он. И улыбнулся. Спросил с надеждой: — А может быть зайдете ко мне в гости?
Я засмущался. Я враз представил, как все будет. Дипломы с кинофестивалей, скатерть, именная чашка. И чай, что насыщают кислородом, переливая с кружки в кружку. Хрущевка, где они растили сына. Сервиз, сервант и серебро. Просмотр его работ, и двухстороннее без спешки интервью. Его мечты и цели, которыми он жил. Мои мечты и цели, которых нет. Его успехи, неудачи, быт — как из другого мира, где под софитами видна работа режиссера. Мои истории — сходящие на нет, о том, как разгружал я фуру и поцарапал руку в двух местах.
— Вы не берите в голову. Забудьте — он увидал мое смятение. Пожал мне руку, и улыбнулся, словно извиняясь за слова.
— Я на границе, — я пожал плечами. И мысленно добавил: — Где вы, где я.
Мой теплоход причалил. Мой собеседник двинулся наверх. Я передал доставку, вышел с корабля, поднялся, и... хотел бы я соврать. Мол, я поднялся, а его сбила машина. Или забрали коршуны с орлом. И понял бы, что потерял возможность верной дружбы. Что шанс найти наставника исчез. Но лживый пафос не поможет — ни мне, ни правде, ни ему.
Поднялся. Через дорогу, на остановке, их увидел. Его с супругой. Я закурил, за ними наблюдая. Он нарочито мне не отвечал. Так продолжалось семь минут. Потом их от меня закрыл автобус. Я бросился через дорогу, в поток машин, без плана или цели, не разумом передвигая ноги. Я не успел, автомобили не желали пропускать, волжанин удалился. А на скамье напротив он остался. Уже один, жену отправив, он улыбался и смотрел в мои глаза. Тепло и по-отечески.
Я развернулся.
Оставьте комментарий