Суррогатная мечта

Опубликован: 2016-05-14
Время чтения: 19 мин., 1 сек.
Рейтинг: 5

— Д-д... — осекся, споткнулся, трепетнул, — да! — прошептал.
...ваш ответ, невеста ...
— Да, — обвела, одурачила, — да!

***

Большую семью алкала мать. Домовитую, хлебосольную, избалованную негасимой духовкой, недрессируемым барбосом да нестареющим минивэном. И, само собой, детьми.

Пользуемые раз в год противни покрывались прахом пасхального пирога, моська, от горшка два вершка, пристрастилась к хозяйским лодыжкам, упиваясь мосластой начинкой, а минивэн — немецкий, восьмиместный, кредитный — я разбил.

Семейный совет открыли медитацией. Братья манкировали, в обморочном мраке век спасались втроем. Отец чванливо отчеканивал очередную мантру, мать, не переваривающая его апломба, дремала мечтательным маятником, я, первый блин, старческий стакан, архимедов рычаг их амбиций, вздыхал, обреченно и в высшей степени виновато.

— Подведем итоги недели, — дикторской интригой (разве что без логотипа в углу экрана) завел отец. С прорехой на порточине исстиранных семейников, в истасканной алкоголичке, восседая скелетом на франтовском кресле с кожаной капитоне, распространялся о счетах и экономии воды, об отмаханных им тысячах шагов, об упущенном тендере, о:
— С целью дальнейшего развития экономического образа мышления и умения планировать финансовые последствия собственных поступков предлагаю Вадиму самостоятельно оплатить ремонт...
Вслушаться не удавалось: дыра в исподнем, мерило его рацеи, распалявшаяся одновременно с отцом, отвращала. Голого короля прервала первая леди:
— Вадим, сынок, — паче чаяния ласково, благосклонно, — о машине забудь, прощаем.
— Прощаем? — трон покоробило. — Не целесообразно. Без прав! Без права! — прервался, довольный каламбуром, — и без страховки, не тот случай. Шесть платежей до выплаты кредита!
— Внесу, как и всегда, — ферзь беспощадна. — Вадим, ты помнишь Верочку?
— Твое пятое дитятко?
— Не утрируй. Доченька моя, не с рождения, так по Богу. Помочь нужно. Женись на ней.

***

... по вашему взаимному желанию и согласию...

Воистину.

Мать бредит дочкой (в роддом мне да будущим трем сыновьям на выписку запасала один и тот же розовый бант, ни разу не сгодившийся), и ради желания соглашается пожертвовать Исааком.

Вера стремится сбежать. С матерью сошлись на крестном ходе; из платка в платок поведала об убогом житии (село на краю Луганской области, хата три каморки, православные ригористы родители, старшая из семи детей, живут хозяйством, ждут восьмого). Говорила гордо, пока не расплакалась. Через два месяца, опосля Троицы, диплом, выселение из общежития, депортация. К картошке в гребень, к извечному грунту под ногтями, к бройлерам, к войне — ей, переводчику с итальянского! Немыслимо! Мать покивала, всхлипнула, накрыла крылышком: зазвала в гости — разговляться, спустя седмицу представила семье, через вторую удумала план, на третью воплотила: Вера, желая гражданство, регистрацию и прописку, соглашается на...

— Матушка, — кинулась на шею царице, — не могу, нет! И будут двое одною плотью, что Бог сочетал, того человек да не разлучит. До гроба с нелюбимым! Нет!
— Доченька, — с блаженной хрипотцой, — доченька! Не Бог сочтет вас, закон! Не венчание, светский брак, гражданский брак! Формальность, доченька.
— Матушка, спасительница!

... катарсис. Показной боюсь, фарисейский. Судить, впрочем, не мне. Мне, трети треугольника, пора исповедаться, уважить читателя. Мать счастлива: наконец-то пустила в дело бант (подвязала лентой кудерьки невесте). Я счастлив: наконец-то оправдал ее надежды. Вера, обычно постная, покрытая, растеклась треморной красотой. Прыщи исчезли, рассосались — с благословлением духовника (Бог, будто бы, перестал ревновать). Или дело в отлучении от маргарина, кто знает. Впервые вижу ее волосы: освободившиеся из темницы шали, прошедшие сквозь плойку и шампунь, распустившиеся, радужные. Моя визави за т-образным лакированным столом. Отрепетировано держимся за руки. Испарина на ее ладони, дрожь моей — импровизация. Еще ни разу не называл ее по имени. Стесняюсь. Обезличено: ты да ты. Глядит с той особой благодарностью, привычной для верующих, отпугивающей атеистов. Слава Богу, я агностик. Не страшусь ее признательности, не ради нее было «да». А вдруг? Вдруг за фасадом взрастут стены? Глядишь, мало ли. Штампованный сюжет. Да и для биографии полезно. Ввернуть на вписке или в интервью фразочку: «Когда я был женат». Или, сверх того: «Когда я был женат в первый раз». Лепота. Минивэн простили. Автошколу клялись проспонсировать. Прибыльный гешефт, хочу! И ради желания соглашаюсь.

***

— Да, — всласть поартачившись, — почему нет.
— Отлично, сына! Верочка скоро будет, с паспортом, пока не знает зачем. Пошлину оплатила, сегодня и подадите. Вечерком к деду зайди, он одежду собрался отдавать, присмотришь нарядное, к церемонии.
— Никаких це... условностей. Только подписи, без гимна и гостей.
— О, Верочка пришла! Еще обсудим! Дед об учебе будет спрашивать, соври. Он не в курсе, что ты бросил.

— Матушка, — сумерничают, подслушиваю из комнаты, — спросить можно?
— Спрашивай, доченька.
— Я в загсе в заявлении заметила. Почему он Вадим? Когда в паспорте — Владимир?
— Картавит. Наградил Бог. К логопедам водила, к психологу водила, язык массажировала, ЛФК занимался, в рот орехи впихивала, так по полчаса разговаривал. Свекровь травки заваривала. Все буквы вылечили, а «р» — так и не произносит. Механическая дислалия, говорят, из-за обвития при родах. Избавиться можно, да не затащишь его уже. Если не знать, не заметишь, он слова с «р» игнорирует.
— Так почему Вадим, матушка?
— С детства, Верочка. На вопросы об имени отзывался «Владимир», получалось «Вадими», «и» сократили, так и повелось. Ты пей чай-то, пей, доченька. Шарлотку бери, сама пекла. Или какао сварить?

***

— Пиджак возьми, новый, неношеный, мне длинный, тебе, дылде, в пору будет. Сорочка, хьюго босс, пятно не броское, к пиджачку в самый раз. Готов жениться?
— Дед, ну будет.
— Какой я тебе дед! Артур Аристархович. Ах да. Ладно. Зачем же впрягся? Кончил бы под матерью ходить. Только и умеет, что молиться и меня обирать. За институт твой знал бы, сколько плачу. Ты, кстати, готов к супружескому долгу?

***

...желанию и согласию в соответствии с семейным кодексом Российской Федерации...

Запретить фиктивные браки чиновники не успевали: занимались сиротами, пропагандой, тонировкой. Рисков не предвиделось, но мандраж не иссякал. Мать накропала сценарий: в загсе маршировали марионетками. Распахнуть створку, придержать, на мраморных ступенях застыть, всплакнуть, дернуться, воскреснуть, взять на руки суженую, взойти крестом на Голгофу, растеряться, смущенно отказать торжественности, поправить ленту, расписаться, спуститься, ретироваться.

Тренировались не зря — нас снимали от входа. Играли виртуозно, достойно Оскара. Аж объявление проморгали приглашающее. Мать, хорошо, хватилась, затолкала в зал. Оператор втесался сам. С Верой примостились напротив, инь-янем; Гименей, в теле осанистой женщины с клоунским цветком на платье, венчал стол. Мать заградительным отрядом стерегла дверь. Оператор снайперски искал ракурс. Гименей вещал:

...кодексом Российской Федерации ваш брак регистрируется. Приглашаю вас поставить подписи в акте...

Ее автограф. Мой.

— Ниже, — Гименей направляет мою кисть указкой. Забавно, как госучреждения похожи меж собой. В фешенебельном загсе, единственно открытом для иностранцев, дешевые пластиковые двери с гофрированным матовым стеклом, как в поликлинике. Указка — из школы. И классическая гардеробщица: отдавая куртку, стыдишься, что заставил ее пошевелиться.
Любопытно, где в мыслях Вера.
— Ниже, здесь!
Подписываю. Осуществляю мечты. Я волшебник.

...объявляетесь мужем и женой. Супруги, поздравьте друг друга поцелуем......

***

— Мой внук? В восемнадцать? Никогда?
Артуру Аристарховичу шестьдесят пять. Дважды отец, четырежды дед, откликается лишь на имя-отчество. Мне исключение.
— Я блядун, и ты будешь.
Артур Аристархович продюсер и циник. Подобные вещи всегда взаимосвязаны. Он любит женщин и деньги. Желательно одновременно.
— Поехали!
У Артура Аристарховича разумеется внедорожник. На приборной панели вымпел: «Московская дума». Позолоченный руль смотрелся бы изящней.
— Мать-то пишет? Через неделю синопсис должна. Не хотела ко мне идти, ты родился, вмиг приползла. Ух, красавец! Приехали. Иди ко второму подъезду, жди около.
Артуру Аристарховичу не отказывали. Актрисы, артистки, певицы, официантки, барменши. Он никогда не повышал голос: вслушиваясь, собеседники замолкали сами.
— Не прошел фейс-контроль? Какого?!
Вопли Артура Аристарховича раскрасили шахматным золотом ближайшие многоэтажки. Заспанные плебеи, появляющиеся на застекленных трибунах, вслед за верховной Венерой в тоге опускали большие пальцы вниз и матерились.
— Садись, домой отвезу. В другой раз.

***

— Недостаток сна ведет к разрушению мозга.
Отцу сорок четыре. Достаточно молод, дабы освоить интернет, чересчур стар, чтобы сопротивляться его изобилию. Красные корочки и занудность позволяют сосчитать звезды, песчинки, снежинки; сбиваются на закладках в браузере.
— Тебя Артур Аристархович подвез? Видел его тойоту. Полный привод, 190 лошадиных сил, камера заднего обзора. Хороша, да?
Эмпирически установлено, что четыре бойкотированных вопроса позволяют переиграть родителя. Я взял за правило отмалчиваться — если он в рваном. Безмолвствую десятый день.
— Предупредить хотел, Вера осталась, ей твой диван выделили. Позволь внести соображение, раз, наперекор доводам, изложенным в моем письме, ты принял положительное решение. Как будущий муж гражданки Украины, ты мог бы беспрепятственно пересечь границу и...
В 2010 проводился эксперимент. Группу добровольцев от 25 до 45 с высшим образованием и карьерой заключили в одиночные камеры, с удобствами, койкой, запасом провизии и подключенным к сети лэптопом. Месяц они не видели, не слышали, не чуяли другого живого человека. Видео и аудио связь запретили. Исследовали воздействие интернета. 20% испытуемых решили сделаться бизнесменами и стартаперами, 30% — веганами, оставшиеся — патриотами. Каждый захотел обращать в свою веру. Отец же добился всех трех пороков самостоятельно, и искусно плавил их в одну колоду. Главное — вовремя повести плечами, ему важней излиться, чем искупать.
— Из-за недосыпа развивается ожирение. Куда столько сахара? Творога бы поел. Самый натуральный белок.
Над раковиной болтался, пожалуй, его последний невредимый носок. Сквозь тонкий до прозрачности хлопок гулкие капли сыворотки, отторгаясь от творога, лесной кукушкой нагадывали срок. Кап-кап. Через четыре часа поднимется мать, катком раскатает квартиру, прикажет вышвырнуть носок, отец схоронит, с луной вновь подвесит. Как-кап. Через полчаса, в облегающем спальнике, заслушавшись сопением с дивана, я постигну томительную прелесть бессонницы. Кап-кап. Через час прекращу бояться ночи. Кап-кап. А через месяц я женюсь.

***

... Супруги, поздравьте друг друга поцелуем ...

В сценарии инструкций нет. В иллюстрированной камасутре, подарке Артура Аристарховича, тоже. Спасусь прошлым опытом.

На дискотеке в пионерлагере, лет в тринадцать, желая отпроситься с танцев, искал вожатого. Тронул за плечо Карину из третьего отряда, узнать, не видела ли. За секунду до касания грянул медляк. Не успел и рта раскрыть, уже топчемся циркулем. Руки, дрожащие на ее талии, натянуты до предела. Ей четырнадцать, жутко взрослая, смуглая, с подведенными глазами, смотрит умиленно, как на директорского ежика. Откуда не возьмись — ее сестра, тоже армянка: «Карин! Карин! Все целуется, и вы, и вы!». Оглядываюсь. Тьма египетская, танцпол пустой, помимо нас еще три пары, поедают друг дружку, состязаясь в голоде. А в столовой ужин прогуливают. Чувствую, Карина мне очки снимает, сеструха, полненькая ее противоположность, во все глазенки пялится, аж слюной исходит. Сейчас, сейчас, думаю, свершится. Горжусь собой. Мысленно. А телом — уже в дверях, драпаю. До конца смены из корпуса ни ногой, сидел кротом.

Не, тактическое отступление — не вариант. Двойное стекло наверняка армированное, выход забаррикадирован матерью, вон, трясет сжатой челюстью, действуй, мол.

В институте тоже случай был. Пьяным нахрапом принудил однокурсницу к брудершафту. Махнул стопку, полез штурмом, промахнулся, обслюнявил насквозь ухо.

Не, здесь в губы надобно, учреждение то серьезное.

...на камеру, засвидетельствовать...

Вспоминай, вспоминай! В дельфинарии, на экскурсии, с морским котиком. Не.
С отражением, с помидорами, с локтевым сгибом. Все не то!

... на память вам...

Еще школьником в сети встретил Соню. Развиртуались, ужастик посмотрели. Проводил, зафиксировал адрес, подъезд. Грядущим утром стал первым клиентом у старушки цветочницы. Когда нёбо обросло инеем, растаяла и концепция сюрприза. Набрал, оказалось проворонил. Растоптал букет, перед сном подглядел в блоге: «Ах, как могло быть романтично. Обязательно бы поцеловала».

Может и мне отбрехаться? Религия не разрешает прилюдно...Черт, сколько р. Запрещает вера... Христианство против... Православное эмбарго, чтоб его.

...и для отчетности...

Не беда, на тонущем ковчеге мы вдвоем. Прокушу ли губу, две, язык — все улыбнется, спасибо съемке. Приподнимаясь, опрокидываю стул. Сил обернуться нет. Наклоняюсь.

В поцелуйном вопросе подкован энциклопедически. Сжигают 6,5 калорий в минуту. Задействуют 34 мышцы. Полезны для зубов.

...
Целую.
...

Длятся секунд по тринадцать. Повышено влажные. Ноги подкашиваются вниз, ширинка вверх, глупые губы расплываются в стороны. Лобызательный диссонанс. Или эффект чмока? Назову позже. Ого, мы уже на лестнице. Когда исчезли Гименей, съемочная площадка?

— Приобретите запись, — догнал оператор.

— Сколько? — вопросительным знаком выгибается мать, нависает дамокловой коброй. — Измываетесь? У меня видео уже в облаках, — хвастается айфоном.

...
— Отродясь не, матушка, — беседовала, то и дело задумчиво на меня оборачиваясь, — лишь распятия, родственников и покойников.
— Мы с Вадимом пешком добредем, вы езжайте, — спровадила на парковке.
— Спрячемся на минутку, — поет гамельнской дудкой, тянет за руку, скрываемся в первом подъезде ради второй, чую, попытки. Темень непроницаемая, различаю чуть контуры. Прикасается чем-то ко рту, помаду, верно, ровняет. Простушка, неважно ведь. Уже испытанным движением нагибаюсь, целую. Цилиндрическая, бумажная, сухая.
— Чего? — щелкает зажигалкой, — Извини, перенервничала. Не выдавай своим, что смолю. Можно просьбу? Сбегай обратно, купи видео. И попроси стереть оригинал. Ради жены.

***

К медитации не успел. Отец (таки в штанах), мать (сытая кошка), Вера (подле матушки), брат (который погодок) встретили взглядами: выжидательным, апатичным, несмелым, соболезнующим.

— Вадим, пока объясняешь опоздание, твой взнос за квартплату, — отец.
— Сорри, на мели, — ответное смс от брата.
— Съемку взял из загса, — объясняю, про Веру молчок, — подумал забавно.
— Что подтверждает твою неспособность соответствовать текущей семейной финансовой ситуации...
— Включай скорее, — перебивающая мать.
— Не стоит, матушка, — наивная Вера.
...
Блеяние собственного голоса царапает уши, вгрызается в перепонку, пиявкой елозит по нерву. Кашель чахоточного больного, ломающего бормашиной пенопласт в фонящий микрофон — ничто в сравнении.

Тошнотворней звука картинка.

Пиджак Артура Аристарховича с завидным лейблом у затылка — висит мешком, напоминая недошитый саван. Как в отечественном кино: изображение броское, красочное, актеры бездарные, бесталанные. Сценарист-режиссер безоблачно счастлива, любуясь своим камео. Камера беспристрастна и беспощадна. В сцене восхождения, с Верой в руках, гуляют ноги, почти синусоидой. Прочие брачующиеся, предвкушая оползень, снисходительно скалятся. Эпизод с поцелуем — из ситкома. Выбираясь из-за стола, жених теряет стул и роняет пуговицу. Гротескным, карикатурным движением складывает губы, тянется жирафом к невесте. Та, закатив глаза, позволяет. Словно рыбы стукнулись. Зачем гримасничать то? Обнимая мать, рожу корчит. Иуда!

...
— Чудесно смотритесь! — мать.
— Действительно, полезный опыт использования лазеек в законе, — отец. — Горько! — фыркает брат.
— Ах, зачем... — выбегает Вера.
...
— Зачем? Я просила, дабы самой удалить. Наверняка избавиться от позора, — спустя полчаса.
— Не помешаю? — стучится брат. Вера протискивает мимо: «нет».
— Не пришлешь мне скан своего паспорта? Тут турнир по онлайн-покеру, для совершеннолетних.
Киваю. Вибрирует, сверкая, телефон, наследство от матери, смс-ка.
— Спасибо. И, давно хотел сказать, спасибо, что взял на себя минивэн. Вау, деньги пришли? — через плечо в экран, — не одолжишь?
Не мои гульдены. Качаю головой, вновь вибрация, брат прощается, беру трубку:— Привет, Вадим. Поможешь завтра с переездом?

***

— Элегантная блузка, — говорю Н.
— Спасибо, это Марьяшкина.
— Классный кафф, — комплимент М.
— Спасибо, у Норы стянула.

Чаевничаем в новой квартире. Уже выдумали ей имя — Ашрам. А холодильник М. планирует обратить пандой. Художница, ей не впервой.

В Нору и Марьяну влюблен около года. Вел шутовские свадьбы на фестивале, российской кальке «Горящего человека». Переодевали брачующихся, похищали невесту, тешили публику. Их церемония была единственной настоящей. Без зрителей, на закате, я в роли священника и две невесты. Вначале поженил, потом влюбился. Может наоборот.

М. и Н., или «эМ» и «эН» — увертываюсь от «р», они привыкли. Иногда, правда, пересиливаю себя. Им нравится моя дикция. «Я люблю свое имя в твоем рту» — перекрикивала музыку Н. на следующем фесте. «И тебя мы любим» — прибавляла М. Такие искренние, когда под кайфом.

— Давай ты, — толкает одна другую. Переглядываются смущенно, шушукаются.— Вадим... — Н.
— У нас, вот, собственное жилище, — М.
— У нас есть вопрос... — Н.
— Скорее просьба... — М.
— Вадим, ты не хочешь... — Н.
— стать папой нашего ребенка? — МН.
...
— Д-д... — осекся, споткнулся, трепетнул, — да! — прошептал.
Почему бы и нет? Приятно быть полезным.

Оцените:

Оставьте комментарий

все рассказы

Политика конфиденциальности